Связанные одной нитью.

Рассказ.

Авторы: Макс Крок и Слипвокер.

Утро в деревне Опиф+иччо началось с крика кедровки. Урсула помассировала припухшие веки, пальцы дрожали от усталости. Она затянула последний узелок на изнанке готовой перчатки, которую украшал безупречный узор. На низком столике перед ней лежали две аккуратные стопки перчаток и носков, сплетенных друг с другом единой нитью. Эта старая хитрость позволяла не растерять и не перепутать пары.

Семья Пёкков разводила ангорских коз, из шерсти которых они делали пряжу и красивые вязаные вещи. Свой товар они сбывали на рынках Южного Тироля, но Урсула брала ещё и отдельные частные заказы. Она только что закончила по двадцать пар перчаток и носков по такому случаю.

Урсула с трудом встала на ноги, взяла со столика связку готовых изделий и вышла из дома. Возле старого “Гольфа” стоял её муж Ганс Пёкк и сын +Адам. Женщина отдала мужу вещи и зевнула, глядя на получившуюся странную гирлянду. +Адам хотел помочь, но отец бесцеремонно отпихнул его в сторону.

– Выпусти коз, милый, а мы с папой сами упакуем, – сказала Урсула сыну, заметив, как мальчик растерялся.

– А папа без меня не уедет? – с тревогой спросил он.

– Не выдумывай, – сказал отец. Подождав, когда сын скроется за домом, добавил:

– А ведь мог бы.

– Он едет с тобой, – Урсула с трудом подавила зевок, расправляя пергамент на капоте автомобиля. – Ему скоро тринадцать, пора взрослеть и выполнять взрослые поручения.

– Тринадцать, – повторил Ганс поморщившись, – А мозги, как у шестилетнего.

– Хватит! – Урсула повысила голос. Ей не хотелось ссориться с мужем, но если он опять начнет намекать, что +Адам отстает в развитии от сверстников…

– Хватит, – хмуро согласился Ганс, плотно завязывая сверток бечевкой – он тоже устал ссориться с женой из-за их горе-отпрыска.

***

Ганс Пёкк гнал машину в Мерано, чтобы вовремя доставить заказ их постоянному и очень щедрому заказчику. +Адам сидел рядом с отцом на пассажирском сидении и ковырял пальцем обивку кресла. Дорожный серпантин впивался в бока гор. Край дороги резко очерчивал крутой склон, ведущий в зеленую долину с грибницами домов и темными островками еловых лесов. Низкое и довольно хлипкое бетонное ограждение по краю дороги не давало даже иллюзию безопасности. Впереди находилось большое смотровое плато, где часто останавливались туристы.

– Смотри, пап! – воскликнул +Адам, оставляя отпечаток пальца на лобовом стекле.

На краю плато стояли самка и самец оленя. Они заинтересованно обнюхивали друг друга. Ганс сбросил скорость, чтобы не напугать животных. Он опасался, что они могут броситься под машину. Когда “Гольф” поравнялся с ними, Ганс уловил боковым зрением какое-то движение. Он успел увидеть третьего оленя, который несся с противоположной стороны. Через мгновение рога пробили боковое стекло и вонзились в водителя. “Гольф” вильнул в сторону. Протаранил бетонное ограждение и вылетел с дороги. Инерция рванула +Адама вперед, но ремень безопасности удержал его, выбив воздух из легких. Машина замерла на дне оврага.

Едва мир прекратил кружиться, мальчика вырвало. Он бессильно повис грудью на ремне безопасности, посмотрел на отца. Его голова и шея были насажены на оленьи рога, как канапе на шпажку. Салон, залитый кровью, уже манил насекомых. Мальчик почувствовал, как теплая капля прочертила дорожку по его щеке. Он осторожно прикоснулся к виску и вскрикнул от боли.

“Ты должен доставить заказ, милый. Барон заплатил за него”, – слова, сказанные матерью час назад, ясно прозвучали в звенящей пустоте головы. +Адам огляделся. На полу среди осколков стекла лежал свёрток. Плотная бумага местами порвалась, и носки с перчатками испачкались. +Адам отстегнул ремень безопасности, потянулся к свёртку, осторожно взял его в руки, прижал к груди. Дверь с его стороны не открывалась. Тогда мальчик выдавил потрескавшееся стекло ногами и вылез через окно.

Подъём на проезжую часть был слишком крутым, поэтому +Адам выбрался из оврага со стороны леса. Он шёл, не разбирая дороги. Ноги сами вывели его на поляну. Там, похожий на мишень для громовержца, располагался идеальный круг из малых камней с большим валуном посередине. Кое-где на камнях можно было увидеть лениво развалившихся саламандр. Они даже не шелохнулись, когда +Адам пересек границу круга. Плоская вершина центрального камня имела ложбинку, наполненную дождевой водой. На грубых боках валуна едва различимо угадывался узор, который +Адам знал с самого рождения.

Он положил свёрток на траву и набрал пригоршню воды, чтобы смыть с себя кровь. Вода помутнела и приобрела бледно-красный оттенок. Ручейками она скользила с рук +Адама, выплескивалась на края камня и стремилась к жадной земле. Вода, смешанная с кровью, впитывалась в почву быстрее, чем можно было себе представить, много быстрее, будто земля пила эту влагу.

***

Туман медленно спускался к городу с окружающих его со всех сторон гор, затекал в узкие улочки, заполнял русло реки Ади́джы. Со стороны казалось, что город теряет свою реальность, растворяется в молочно-белой ядовитой кислоте. Холодало, несмотря на полдень. Детектив Николас Перуджи ехал в Мерано. На приборной панели в креплении покачивался смартфон из которого по громкой связи раздавался взволнованный голос Алиды:

– Ник, это было так реально! Я чувствовала её, словно она стояла рядом. Я обняла её, а она дрожит. И шепчет что-то.

Алида всхлипнула в трубку. С тех пор, как два года назад пропала её дочь Элсбет, она часто плакала. Николас раздумывал, стоит ли говорить ей о том, что он едет в Мерано по причине зверского убийства барона Рокфельда.

“Пожалуй, рано,” – подумал он, а вслух сказал:

– Всё будет хорошо, милая. Я найду её, обещаю.

Он повторял эти слова так часто, что уже не верил в них. «А она верит, она всегда мне верит…» – промелькнула мысль.

Туман спускался к городу с кольца гор, затекал в узкие улочки, заполнял русло реки Адиджы. Холодало, несмотря на полдень. Мерано всегда встречал детектива Перуджи неприветливо, но несмотря на это он любил бывать в этом городишке Южного Тироля. Здесь он часто встречался со своей подругой Алидой, которая жила в Швейцарии или проезжал этот город по пути из родного Больцано, направляясь к ней. Но сегодня Николас Перуджи приехал в Мерано по службе – убийство швейцарского миллиардера барона Рокфельда требовало особого внимания от властей Италии.

***

Рано утром барона обнаружили в номере отеля Палаццо. Когда местные полицейские вошли в комнату, то их взорам открылось нечто ужасное. Барон лежал на ковре посреди гостиной своего люкса. Его чудовищно раскрытый рот, выглядел так, будто его просто разорвали, шея распухла и бугрилась синюшными гематомами, а из-под тела вытекло столько крови, сколько полицейские никогда раньше не видели. Ближе к трупу она темнела, почти уходя в коричневый цвет, а в номере стояла ужасная вонь. Когда тело барона перевернули на живот, то двум сержантам стало плохо, и их вырвало: одного тут же, на ковер, а второй успел выбежать из номера. В районе седалища на пижамных штанах барона зияла страшная дыра из которой торчали обрывки кишечника. Номер сразу же заполнил ещё более отвратительный запах.

Дурное предчувствие возникло у Перуджи как он только узнал имя жертвы. Слишком много ниточек в этот момент сплелись воедино лично для него. Он давно знал о бароне, имение которого находилось в пятидесяти километрах от итальянско-швейцарской границы. Дело в том, что барона подозревали в похищениях людей, в основном женщин и детей. Швейцарская полиция дважды проводила обыски в его имении, но с нулевым результатом. Добиться ордеров на эти обыски швейцарским коллегам Перуджи удавалось с неимоверным трудом, ведь связи барона позволяли влиять не только на местные власти. Но пропавшие без вести люди не все были “сиротами”, среди их родственников тоже встречались важные персоны, так что раскрытие этих злодейств оставалось лишь делом времени.

Пикантность ситуации заключалась в том, что у Перуджи имелись свои личные претензии к похитителю или похитителям, действовавшим в Швейцарском кантоне Граубюнден, где располагалось имение барона. Когда два года назад пропала пятнадцатилетняя Элсбет – дочь Алиды, то он вместе с ней переживал эту трагедию и даже участвовал в поисках девушки. Тогда же он подружился с местными полицейскими, которые шепнули ему, что похищения в этой глуши не редкость, и что продолжается это безобразие уже много десятилетий, и что местные жители, да и полицейские подозревают в первую очередь барона Рокфельда или кого-то связанного с ним. Однако стоит заговорить об этих подозрениях со столичным начальством, так там сразу поднимается такой вой, что не дай боже. Начальство не только не помогает с выведением барона на чистую воду, так ещё всякие раз сливает информацию в прессу, где над местными полицейскими начинают глумиться “честные, независимые журналисты”, обвиняя их чуть ли не в распространении теории заговора против “уважаемого гражданина и бизнесмена”.

Когда Перуджи слушал эти рассказы его огромные кулаки непроизвольно сжимались и мысленно он поклялся самому себе, что так или иначе доберётся до барона и его подельников. Сам Перуджи сомневался в системе в целом. Он слишком хорошо знал, как деньги и власть помогают преступникам уйти от наказания. И если в иных случаях, наступив на горло своей совести, он отступал, то здесь дело касалось его лично. Пусть Элсбет не его дочь по крови, пусть Алида не носит его фамилию, но Перуджи считал их своей семьёй, и, как мужчина, он обязан был защищать их. Николас был не уверен, что сможет оставаться в рамках закона, если выяснит, что они что-то сделали с девочкой.

Прибыв в отель, который представлял собой огромный старинный трехэтажный особняк, Перуджи вместе со своей командой помощников и экспертов сразу приступил к расследованию. Первое, что ему удалось выяснить из показаний работника отеля, заступившего вчера вечером на вахту ресепшена, что к барону около девяти часов вечера приходил странный, растрепанный мальчишка в грязной одежде. Этот небольшого роста, щуплый сеньор поведал детективу, что он даже хотел выпроводить мальчика вон, но барон как раз спускался сверху в фойе и, завидев мальчишку, заверил, что это его посетитель. После этого мальчик с бароном вышли на улицу и пробыли там около пяти-десяти минут. Затем барон вернулся в отель с каким-то свертком в руках и больше из номера не выходил.

Когда Перуджи снова поднялся в номер, где произошло убийство, то там уже поубавилось народа. Криминалисты спустились в автомобиль, ожидавший их внизу, и у двери дежурило лишь двое местных полицейских, да внутри находился младший по должности напарник детектива Бруно. Перуджи наконец смог осмотреть номер детально. Бруно подвел его к странному кровавому следу, который тянулся от тела к открытому окну.

– Судя по всему, преступник спрятался в номере, а затем вылез через это окно, – начал Бруно знакомить шефа с расстановкой улик.

На подоконнике отчетливо отпечатались следы ладоней и длинная кровавая дорожка, будто преступник волок что-то по полу, а затем спрыгнул с этим со второго этажа.

– У барона было полно влиятельных врагов. Надо проверить родственников пропавших в Швейцарии людей, может кто-то был в Мерано на момент убийства. Пойдем посмотрим внизу, – предложил Перуджи. – Ориентировки объявлены? Есть что-то?

– К сожалению ничего. По горячим следам – полный голяк, – ответил Бруно. – Внизу уже все осмотрели, след обрывается прямо у стены отеля.

Под окном следы преступления были отмечены флажками-вешками. Перуджи минуты две внимательно изучал улики, затем подошел к стене гостинцы и осмотрел цоколь. Узкое продолговатое окошко, ведущее, очевидно, в цокольный этаж или в подвал здания было чуть приоткрыто и на замызганном стекле виднелись красные разводы.

– Там смотрели? – спросил Перуджи, указывая на окошко.

Бруно развел руками. понимая, что допустил промашку.

Вскоре детективы уже спускались в подвал. Их провожатый, всё тот же тщедушный мужичок, уверенно вёл их по коридорам подвала к помещению, к тому самому окну в самый дальний конец подвала. Последний поворот, и вот Перуджи стоит перед тупиком, заставленном какими-то пластиковыми ящиками и пустыми канистрами.

– Я тут всё осмотрю, а ты иди к остальным, командуй готовность к выдвижению на базу. Если ничего не найду, пусть трогаются. Я заночую в отеле, а ты поедешь сначала к местным и уладишь все формальности от моего имени. Потом тоже езжай домой.

– Слушаюсь, сеньор старший инспектор! – Бруно знал, когда нужно ответить по уставу.

Странные распоряжения Перуджи были для него понятны. Дело в том, что Бруно жил как раз в окрестностях Мерано, а Перуджи не любил мотаться туда-сюда в автомобиле и всегда предпочитал останавливаться в местных отелях, когда вёл выездные расследования. Секунды из тех сорока-восьми часов, что комиссар полиции Южного Тироля выделил на выявление обстоятельств дела уже давно тикали.

Когда Бруно ушёл, Перуджи стал сантиметр за сантиметром обследовать помещение. Под окном, в тусклом свете запылённых ламп Перуджи заметил на одном из ящиков стёртую кем-то недавно пыль. Он отодвинул ящик и увидел зацепившуюся за гвоздь окровавленную тряпку. Осторожно, чтобы не порвать, детектив отцепил “вещдок” и поднёс к глазам. На заляпанном кровью белом шерстяном носке он различил замысловатый узор. “Вещица определённо ручной, но очень тонкой работы”, – заметил для себя Перуджи, кладя носок в пластиковый пакетик.

Когда Перуджи выбрался из подвала, то его мобильник сразу же разразился трелью – звонил Бруно:

– Шеф, у нас новости.

– Хорошие или как обычно? – невесело хмыкнул Николас.

– Решайте сами. – парировал помощник. – На 44-ой трассе, в кювете обнаружен автомобиль “Гольф”. Машина сбила ограждение и ушла вниз по склону. Снова олени. Водитель мёртв, но в авто был ещё пассажир, который вылез из машины и затерялся в лесу. Водитель – Ганс Пёкк из деревни Опиф+иччо, а пассажиром был его сын +Адам. Так вот, наши местные коллеги, только что опознали в этом +Адаме того самого мальчишку, который вчера вечером приходил к убитому.

– Как они могли его опознать? – спросил Перуджи.

– Да очень просто, шеф, по видео с камер наблюдения в отеле, сличили с фото пацана, присланного из Опиф+иччо, где работают дорожники: там его мать даёт показания.

Перуджи задумался.

– План прежний, переночую в отеле. Завтра поеду в эту… как там?

– Опиф+иччо.

В суматохе, огорошенный новыми известиями, Николас совсем забыл про носок, найденный им подвале.

Ночью детективу тоже не довелось полноценно выспаться. Около трёх часов после полуночи кто-то попытался влезть в открытое окно его номера. Услышав шорох, Перуджи проснулся и стал всматриваться в темноту, пытаясь понять, что его потревожило. В лунном свете было видно, как что-то или кто-то шарится по подоконнику. Когда Перуджи в трусах и с пистолетом в руке подскочил к окну, то там уже никого не было, лишь внизу качались кусты.

***

Швейцария. Поместье Зур-Эн. Днём ранее.

Нужен замок… из него идет потайной ход к пещерам, где оборудованы “уголки” для игр и также есть залы для массовых оргий.. Участники именно фанатеют от энергетики пещеры, это особое место.. именно поэтому мать-земля помогла Элсбет, что они разбудили ее своими оргиями и молитва стала последней каплей

Поместье Рокфельда имело площадь более сотни гектаров, на которой располагался роскошный замок в готическом стиле. Острые пики пробивали сырой туман. Серые каменные стены грубой отделки производили отталкивающее впечатление, его дополняли уродливые львиные головы на воротах. Густой хвойный лес окружал поместье с одной стороны. Другая его часть примыкала к горному массиву на границе Швейцарии с Австрией и Италией. Во владениях барона также находилось огромное ухоженное поле для гольфа и несколько прудов. В панцире гор скрывалась система пещер, к которой вел подземный ход от замка Рокфельдов.

Теперь уже престарелый барон Абрахам Рокфельд родился и провел всю свою жизнь в этом замке. Оставленный на попечение многочисленных нянек, гувернеров и слуг, не знавший родительского тепла, маленький Абрахам в редкие, свободные от бесконечных занятий часы любил укрываться от глаз вездесущих слуг в одной особенно полюбившейся ему пещере. Огромный зал, похороненный под тоннами горной породы мог вместить порядка трехсот человек. С потолка, в центре зала высотой более пятнадцати метров спускались сталактиты, похожие на шипы панциря вымершего зверя. В самом центре зала высился круглый камень, который почему-то не обрастал сталагмитами. Маленький Абрахам любил сидеть на нём, потому что этот камень всегда был теплым.

Каменный пол и круглый камень посреди зала пропитались кровью и нечистотами жертв, бившихся в агонии в те мгновенья, когда барон и его приспешники проводили свои жестокие ритуалы.

Несколько лет назад барон Абрахам Рокфельд прогуливался на рынке Мерано и увидел перчатки тонкой ручной работы с оригинальным узором на тыльной стороне изделия. Вещицы заворожили старого фетишиста, пробуждая в его воображении неясные, но возбуждающие дряблую плоть образы. Он видел белые перчатки на изящных женских руках, носочки на плавной линии ступни и нагое тело. Это казалось ему странно правильным и совершенным. Рокфельд скупил все изделия с этим узором, которые были у торговки, и взял контакты рукодельницы, Урсулы Пёкк из деревни Опиф+иччо, на границе с Австрией.

Ему доставляло особенное удовольствие лично раздевать пленников и пришивать шерстяной нитью носки и перчатки к их коже. Когда запас новых изделий иссякал, он звонил Урсуле и заказывал по двадцать пар перчаток и носков с узором. За товаром приезжал лично в Мерано, где ждал доставку в отеле. Обычно её привозил Ганс Пёкк с сыном +Адамом, они же и забирали щедрую оплату наличными.

Пещера из сланца с вкраплениями мрамора напитана влагой подземных ручьёв. Тяжелый воздух с резким запахом испражнений и плесени с трудом проходил в легкие. Женщины и девочки прикованы цепями к стенам так, что нет возможности дотянуться друг до друга. Одна из пленниц сидела на земле. Вцепилась зубами в перчатку на левой руке и дергала головой в сторону, напоминая больную собаку, вяло отрывающую кусок мяса. Меж ее зубов застряли ворсинки шерсти. Из ран, где нитка вырвалась из кожи, текла кровь, смешанная с гноем. В паре метров от неё другая свернулась в позе зародыша. Она не двигалась несколько часов, и Элсбет решила, что она больше не проснётся. Умереть тихо, во сне было лучше, чем от заражения крови или лихорадки, что случалось чаще. Вскоре от тела избавятся и приведут на её место новую. “Нас всегда двадцать,” – подумала Элсбет. Сколопендра осторожно забралась на ногу трупа, перебирая частоколом лапок. Элсбет с отвращением отвернулась и продолжила копать.

Крошки черного сланца впивались в колени. Девочка монотонно раскидывала землю руками в стертых перчатках. Она хотела выбраться из этой пещеры. Зная, что цепь, обнимающая лодыжку, не выпустит, пленница копала, чтобы не сойти с ума, как другие. Её тщедушное тело было покрыто безобразными синяками. Вокруг сосков воспаленными кольцами алели следы зубов. По внутренней стороне ляжек с медлительностью лавы стекала менструальная кровь. Элсбет нашла камень. Небольшой, гладкий, формой напоминающий женскую фигуру с ребенком. “Как мадонна с младенцем,” – подумала девочка и заплакала. Кровь текла и из разбитого носа, смешивалась со слезами и стремительно уходила в каменный пол пещеры. Элсбет шептала молитву идолу и проклинала барона всеми силами своего отчаяния. Высокий звук камертона раздался в воздухе и ушел в землю. Вибрация разошлась по древним горным породам, на тысячи километров неся молитву пленницы. Дальше и дальше, пока каменный круг, близ Опиф+иччо, не загудел. В это мгновение глаза +Адама, смывающего кровь в священном месте, широко распахнулись.

***

Детектив Перуджи проснулся с ощущением, что его голова набита шерстью, в которой запутались неясные мысли. Наскоро умывшись и перекусив в кафе недалеко от отеля, он собирался направиться на 44-ю трассу, чтобы добраться до Опиф+иччо. Бруно прислал ему координаты места ДТП, которые Перуджи забил в навигатор. Он хотел осмотреть это место лично, надеясь на подсказку или догадку о происходящей чертовщине. Детектив никак не мог понять, почему подросток после случившейся аварии не попытался найти помощь? Почему, выбравшись из машины, он отправился через лес к Рокфельду? Перуджи предполагал, что у +Адама помутился рассудок от полученного удара, но это никак не помогало в поисках подростка и в разгадке смерти барона. Цепочку мыслей прервал телефонный звонок:

– Шеф, нашли +Адама, – по голосу помощника Перуджи не мог определить: хорошо это или плохо.

– Где?

– В городском парке. Спал на лужайке, сейчас находится в больнице, – Бруно сделал паузу, – похоже, он не в себе.

***

Трасса № 44. Днем ранее.

Паоло бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида на грязного мальчишку, которого подобрал на обочине. Паренёк шёл по краю дороги, крепко прижимая что-то к груди, сильно смахивающее на свёрток с младенцем. Паоло хотел было проехать мимо, как и пара машин до него, но кое-что заставило его остановиться. А именно оса. Сонное жужжание насекомого и хаотичный полет по салону автомобиля заставил мужчину остановиться. У него была аллергия на пчел, что заставляло его с опаской относиться ко всем жалящим тварям. Выгнав осу из салона оставленным на сиденье журналом, Паоло позвал мальчишку.

– Эй парень, тебя подвезти?

+Адам, обогнавший машину, медленно обернулся.

– Мама велела доставить посылку. Барон должен заплатить, – сказал он с пугающей убежденностью.

– Это что, кровь? Тебя сбила машина? – спросил Паоло, внимательней рассмотрев подростка.

+Адам не ответил, но остановился.

– Садись, я отвезу тебя в больницу.

– Я должен доставить посылку, – повторил +Адам.

В больницу +Адам ехать наотрез отказался, но назвал отель Палаццо. Паоло вел машину осторожно, бросая взгляд на отражение паренька в зеркале заднего вида. Тот замер на заднем сиденьи прижимая к груди промокший, порванный свёрток. Паоло мысленно похвалил себя за сознательность, позабыв что остановиться его побудило не сострадание, а опасное насекомое. Он решил, что сегодня ему обязательно повезет на работе, ведь он сделал доброе дело. Литая металлическая фигурка металлического кадуцея, висевшая на зеркале, качнулась и мигнула солнечным лучом.

+Адам находился в машине лишь физически. Его сознание расщепилось на множество отдельных личностей, каждая из которых смотрела и видела что-то, что впечаталось в неё после странного импульса, там, внутри каменного круга. +Адам одновременно видел пещеру, переполненную грязной энергией отвратительных ритуалов и страданиями жертв барона; он видел круг камней и чувствовал вибрацию, расходящуюся от него на многие километры вокруг, он видел и то, что происходило внутри свёртка. Как вода и кровь, попавшая внутрь, когда он умывался, пропитала нити. Метаморфоза, запущенная неведомым импульсом, превращала шерсть во что-то иное. Вязка становилась сетью сосудов, плотью, покрытой грязными козьими волосками. И где-то в глубине зарождающегося монстра уже глухо билось непокорное происходящему вокруг сердце. +Адам смотрел на плавно качающийся кадуцей, не до конца понимая то, что он видит, но веря всему.

***

Когда Перуджи добрался до больницы, уже перевалило за полдень. Бруно встретил его у входа. Не замедляя быстрого шага, Перуджи отмахнулся от репортёров, дежуривших в фойе.

– Как псы на падаль, – пробормотал он, глядя на них сквозь закрывающиеся двери лифта.

По пути в палату, помощник пожаловался, что медсестра выгнала его, сказав, что мальчику нужен покой. Она же пыталась не пустить и самого Перуджи.

– Детектив, у него сотрясение мозга, помутнение сознания, вызванное аварией. Он не реагирует даже на мать. Ему нужен покой…

– Я понимаю, но дело серьезное. Пять минут и я уйду. Обещаю.

– Пять минут, – строго повторила медсестра и впустила детектива в палату.

+Адам лежал в кровати в слепяще белой больничной одежде. Бледное лицо не выражало никаких эмоций, глаза равнодушно смотрели в потолок. Рядом на стуле сидела Урсула. Она безучастно посмотрела на детектива.

Клак. Клак. Стучали спицы в её руках, вывязывая знакомый узор.

– +Адам, ты слышишь меня? – начал детектив.

Клак. Клак.

– +Адам, скажи, ты заметил что-то странное, когда встретился с бароном Рокфельдом?

Клак. Клак.

– Его убили. Ты знаешь об этом? +Адам?

– Он не ответит вам, мой мальчик сейчас далеко отсюда, – Урсула не сбилась ни на одну петлю.

“Проклятый узор. Он словно преследует меня,” – подумал Перуджи. Ему внезапно захотелось оказаться подальше от этого города. От места, где мальчики после аварии бродят по лесу, где богатые фетишисты умирают от разрыва заднего прохода, где олени насаживают водителей на рога и, самое главное, от этой женщины, которой сейчас нужно хоронить мужа, а она сидит у постели сына и спокойно вяжет.

– Вам пора уходить, – напомнила вошедшая медсестра, подходя к пациенту.

Перуджи кивнул, успел сделать пару шагов к выходу, когда услышал шепот:

“За порогом, за пóлогом, за чертой…

Лес хранит дверь в замке Зур-Эн.

Зов замученных и поруганных

Услышала Мать-земля. В пещере ухо её.”

Перуджи резко обернулся. Мальчик продолжал пялиться в потолок, лишь на губах его блуждала странная улыбка, словно он знал главный секрет этой истории, о котором детективу лишь предстоит узнать. Больше мальчик не сказал ничего.

Выйдя в коридор, Перуджи набрал номер детектива Гюнтера. Тот был знаком ему по делу о пропаже Элсбет, дочери его подруги Алиды.

– Детектив Гюнтер слушает.

– Это Перуджи. Помнишь еще меня?

– Конечно, дружище, и я даже знаю, почему ты звонишь.

– Не знаешь. Барон Рокфельд мертв, и…

– Да про это я как раз в курсе. Сейчас проводим обыск у него в имении. Со смертью старого подонка с ордером стало проще.

– Ты в Зур-Эн?

– Да. Я сейчас занят…

– Постой! Там есть рядом пещера? Грот? Что-то похожее?

– К имению примыкает горный массив, но не похоже, чтобы была…

– Поищите. Есть вероятность, что там он держал пленников.

– Откуда ты знаешь?… Ладно, посмотрим. Думаешь, Элсбет там?

– Очень надеюсь, что нет.

***

Уставший до рези в глазах Перуджи ехал по пустынным ночным улицам Мерано к себе в отель. Он всё время думал о пропавшей Элсбет, дочери своей возлюбленной. Он вспоминал, как давным давно видел её вместе с Алидой и успел привязаться к девочке. Его буквально бил озноб: неужели сегодня всё прояснится? Перуджи остановился у магазина, чтобы купить поесть. Круассаны и молоко – маленькая страсть Николаса.

Уже войдя в отель, Перуджи вновь неотрывно стал смотреть на тёмный проём лестницы, ведущей в подвал. Что-то не давало ему покоя, но Перуджи не мог понять, что именно.

– Можно? – спросил он у сонного администратора. Тот неопределённо пожал плечами, встал, подошёл к лестнице и включил свет в подвале.

Перуджи снова шёл по пыльным коридорам, его сердце колотилось сильнее чем обычно. Интуиция шептала, что разгадка где-то здесь, куда вёл кровавый след из номера барона. У детектива всё еще не было ни одной зацепки – кто убийца? Налево или направо? Перуджи огляделся по сторонам – направо. Те же ящики и узкое окно вверху. Детектив сел на один из ящиков, достал из пакета круассаны и молоко. Он поискал в кармане пиджака платок, чтобы вытереть руки и обнаружил там лишь подобранный вчера шерстяной носок. Перуджи помял вещицу, упакованную в герметичный пакет, и почувствовал неприятное шевеление, словно там был жук. Бормоча проклятия, он вытряхнул носок из пакета на крышку ящика. В самом дальнем углу помещения, куда почти не доставал свет от тусклого пыльного плафона что-то зашуршало, протиснулось между стеной и наваленным в углу хламом. Перуджи медленно достал из кобуры свой табельный пистолет и попятился прочь от тупика. Что-то похожее на огромную серую змею, подняв клубы пыли, стремительно скрылось за ящиком, где он только что сидел. Послышался тихий шорох и над крышкой показались руки: одна, потом вторая. Перуджи сразу узнал эти перчатки, отпечатки которых он видел ночью на подоконнике своего номера. Нечто ползло всё выше и выше, и вот уже виден тот самый узор, который успел надоесть детективу за эти дни. Третья, четвертая, пятая… но перчатки всё лезли и лезли из-за ящика. Они перепачканы тёмным: красным и коричневым. У Перуджи зарябило в глазах от множества ладоней, пальцев, нитей, он сделал неловкий шаг назад и, наступив на какую-то трубу, упал на пятую точку. Вслед за перчатками на крышку начали влезать носки. Перуджи засучил ботинками по бетонному полу, пистолет в его руке задрожал. Последний носок влез на ящик, за ним тянулась оборванная и окровавленная нить. Существо, состоящее из двадцати пар перчаток и стольких же пар носков, будто огромная змея, свилось в тугие кольца на крышке ящика, и первая пара рук-перчаток приподнялась – на Перуджи смотрели два глаза, расположенные на подушечках больших пальцев. У детектива в кармане уже минуты две звонил мобильник, но он услышал звук вызова только сейчас. Продолжая сжимать в одной руке пистолет, он достал телефон:

– Ты был прав. Мы нашли пещеру. – в трубке хриплый голос Гюнтера. – Здесь замученные до смерти и полуживые женщины и дети. Среди них Элсбет. Слава богу, она жива. Ты не представляешь, что они с ней сделали. Похоже, к нему в пещеру захаживали его богатенькие друзья. Мы нашли фотографии.

Разум Перуджи разрывался между важной новостью и тем, что происходило на его глазах. Голова шерстяной многоножки неотрывно смотрела на него, а хвост ощупывал носок, который был у Перуджи. Существо будто пыталось вернуть к жизни, реанимировать свою утраченную часть, его (её?) глаза умоляли детектива помочь.

Словно загипнотизированный Николас Перуджи опустил пистолет, сбросил звонок Гюнтера, встал и медленно двинулся туда… к ней. Между ними будто бы проскочила искра понимания: он – Алида – Элсбет – барон – его долг полицейского – его долг мужчины отомстить всем, кто причастен к злодеяниям Рокфельда. Перуджи словно увидел всю свою прежнюю, простую и понятную жизнь, как прямую дорогу, идущую в строгом подчинении закону. Сейчас же он стоял перед выбором: свернуть к праведной мести или?… Вероятно, этот поворот станет последним в его карьере, но будет ли он прав, отказавшись от такой возможности?

Многоножка, как котёнок, тёрлась вокруг пакета с молоком, а после безуспешных попыток отползла в сторону. Перуджи подошёл, налил молоко прямо на поверхность ящика и вновь отошёл. Существо вновь заструилось, забираясь наверх, легло в лужу молока и стала пить его всем телом, впитывая в себя. Перуджи заметил, как оторванный носок тоже начал шевелиться, и его нить срослась с кончиком нити многоножки.

Вдруг детектив различил приближающиеся шаги. Кто-то спускался в подвал. Времени не оставалось, нужно было действовать. Перуджи схватил пакет, в котором принёс продукты, раскрыл его и жестом пригласил многоножку внутрь.

– Поедешь со мной в Швейцарию? – позвал он её. Многоножка, опасливо озираясь и прислушиваясь к звукам приближающихся шагов, вползла в раскрытый пакет.

***

Перуджи сидел на ящике и ел круассаны, запивая их молоком. К нему подошёл Бруно в сопровождении еще одного инспектора – из местных:

– Что вы здесь делаете, сеньор Перуджи? – спросил помощник. – Мы приехали, чтобы встретиться с вами, но нам сказали, что вы спустились в подвал. У нас есть медицинское заключение.

– Читайте, – как ни в чём не бывало ответил Перуджи, запивая круассан молоком и пропустив вопрос Бруно.

Недоверчиво покосившись на шефа, Бруно начал читать. Из медицинского заключения следовало, что в желудке жертвы было обнаружено множество ворсинок предположительно козьей шерсти. А причиной смерти стала кровопотеря от множественных разрывов пищевода и кишечника вследствие попадания инородного тела.

– Такое ощущение, что ему протащили эту шерсть или какую-то вещь из козьей шерсти через весь организм и вытащили через задницу. Я не представляю, как это можно сделать, шеф. Впервые вижу такую смерть, – Бруно не удержался от своего личного комментария.

– Ну разве что какой-нибудь заблудившийся носок сам проделал такой странный путь, – сказал Перуджи с ироничной ухмылкой. – Продолжайте изучать улики, а мне надо ехать в Швейцарию. В имении барона обнаружили множество жертв и целый пыточный конвейер. Мое участие там необходимо. Комиссару я сообщу об этом лично. Пойдемте наверх, да, вот сюда, тут налево.

 Они двинулись к выходу. Перуджи шёл последним, в руке он держал пухлый увесистый пакет.